Сова, клуб "Усадьба"
Открытие
в 2003-06 гг. второго некрополя II пол. X в. в
Пскове представляет несомненный интерес
для исторической реконструкции. Новые
находки удачно дополняют картину
взаимодействия скандинавов и населения
Древней Руси, которая остается одной из
излюбленных тем в реконструкции раннего
средневековья. Результаты данных полевых
исследований изложены авторами в их
отчетах, доложены на заседаниях научных
семинаров, опубликованы в ряде местных
изданий. Материалы раскопок достаточное
время экспонировались в рамках выставки «Тайна
варяжской гостьи». Любительские фотографии,
сделанные на этой выставке различными
членами реконструкторского и
археологического сообщества, включены в
реферат в качестве иллюстраций.
Предлагаемый
текст – краткий, не претендующий на научную
самостоятельность реферат, созданный на
основе доступной литературы (собственно,
основные источники для реферата – доклады
на семинаре 2005 г. и статьи Е.А. Яковлевой и А.В.Михайлова
«Камерное погребение Х в. из
Старовознесенского раскопа» и «Камерное
погребение Старовознесенского II раскопа»).
С учетом целевой аудитории – читателей
сайта ассоциации клубов исторической
реконструкции, основной упор в изложении
делается на вещеведение.
«Варяжская
гостья»
Как
известно, во время проведения охранных
раскопок в Пскове в южной
части Окольного города в декабре 2003 г.
было сделано неожиданное открытие, которое
заставило исследователей отчасти
пересмотреть сложившиеся представления
о Пскове X века. В 1,3 км от исторического
центра Пскова – Крома исследователи
обнаружили скандинавское погребение с
богатейшим инвентарем. Дальнейшие раскопки
показали, что данное погребение на участке
не было единственным. От уже известного,
изученного, в основном, в 80-90-х гг. XX
в., древнерусского некрополя Пскова
изученный памятник располагается на
почтенном расстоянии порядка 1 км.
С легкой руки журналистов и археологов погребенная получила поэтическое наименование «варяжская гостья». Что незамедлительно вызвало у сторонников норманнской теории желчное контрназвание «варяжская (или псковская) хозяйка».
Автор
открытия, Е.А. Яковлева характеризует
погребение как камерное подкурганное.
Возможно, в Пскове, как и в Гнездове (Авдусин,
Пушкина, 1989, с. 192), погребальная яма была
выкопана после сожжения на поверхности
земли ритуального костра. Над центром
восточной части захоронения, в составе
просевшей насыпи находился большой
гранитный валун (до 0,8 м в поперечнике). Как
отмечается в отчетной документации и
публикациях автора раскопок, открытое
погребальное сооружение - деревянная
конструкция, ориентированная по оси 3/ ЮЗ - В/СВ,
занимавшая центральное положение в
прямоугольной, со скругленными углами яме (4
м х 4,5 м) такой же ориентации. Усыпальница
представляла собой сруб размером 2,7 м х 3,3 м,
сложенный из соснового горбыля или досок
шириной до 0,26 м с угловыми выпусками длиной
0,15 - 0,3 м. Участки деревянных стен достоверно
прослеживались па высоту до 1,2 м от уровня
дна материковой ямы. Внутреннее
пространство сруба было поделено широкой 0,3
м), доской, вероятно, изначально стоявшей «на
ребре», на два примерно одинаковых по
ширине «помещения»: северное (где
находились останки), и южное. Конструкция
имела верхнее перекрытие и нижний настил.
Непосредственно под скелетом прослежены
участки досок, лежащих по оси 3-В, что
позволяет предположить наличие некоего
деревянного погребального ложа.
Как показали раскопки, в центре северной части камеры находился скелет женщины 25-35 лет, захороненной в полусидячем положении (антропологическое определение останков выполнено Д.В. Пежемским). Погребение имело юго-западную ориентировку. В камере было обнаружено более 60 предметов, среди которых ювелирные украшения, хозяйственный инвентарь, декоративные детали одежды и утвари.
Как
отмечается Е.А.Яковлевой, некоторые вещи
сохранились целиком (в
основном, изделия из цветных и драгоценных
металлов), другие находки дошли до наших
дней в виде небольших фрагментов, тлена или
ржавчины. Большую часть погребального
инвентаря составляли ювелирные украшения.
Из них более двух десятков - это изделия из
серебра, некоторые украшения со следами
позолоты. Как пишет автор раскопок, все типы
вещей из захоронения известны по
материалам некрополей Гнездова, Шестовиц,
Киева, Тимерева, Бирки и т.п. Традиционна для
камерных захоронений и сама «комплектность»
набора предметов, сопровождающих умершую «в
мир иной». По мнению Е.А.Яковлевой,
богатство и разнообразие комплекса
свидетельствуют о высоком социальном
статусе и материальном достатке семьи, к
которой она принадлежала.
В районе шеи, основания черепа, была найдена серебряная гладкая гривна из ромбического в сечении дрота с застежкой в виде двух крючков со спирально закрученными наружу концами. Там же, частично под черепом, были обнаружены элементы ожерелья. Центральное место в нем занимала большая серебряная лунница (4,2 х 3,2 см), украшенная орнаментом из треугольников, выложенных регулярной. С двух сторон, симметрично от нее размещались: две византийские монеты с ушками для привешивания и затем - две подвески-маски.
Монеты
представляют собой позолоченные
серебряные милиарисии Романа I (920-945 г.) и
Константина VII и Романа II (945-959 г.). Ожерелье с
этими монетами могло сформироваться не
ранее сер. X в. Автор раскопок особо
подчеркивает, что наличие монет с
изображением крестов и христианских
императоров не случайны в погребении: «Несомненно,
они имели символическую и меморативную
функцию. Контекст комплекса: датировка,
особенности обряда, наличие серебряного
креста позволяют отнести их к предметам
личного благочестия одной из первых
русских христианок. Как справедливо
отметил А.Е. Myсин, серии монет из погребений
соответствуют не только известным фактам
из истории византийско-скандинавских
отношений, по и событиям христианизации (Мусин,
2002, с. 172). В данном случае привлекательным и
возможным представляется соотнесение
находок с известным фактом раздачи
милиарисиев Константином VII во время
посольства княгини Ольги в Константинополь
в 957 г. (Литаврин 1982, с. 74)».
Подвески-маски
- полые серебряные украшения, с рельефной
основой лицевой пластины, на которой в
технике зерни и скани изображены черты
бородатого мужского лица. Согласно мнению
автора раскопок, предметы относятся «гибридному»
типу ювелирных изделий, совместивших в себе
славяно-русскую ювелирную технологию и
скандинавскую тематику Подобные изделия
известны в кладах и погребениях Швеции,
Восточной Прибалтики и Древней Руси и
являются эволюционной стадией развития
тина подвесок с изображением человеческого
лица распространенных в Скандинавии в
эпоху викингов (Новикова, 1999 с. 47-52.). Ю.Е.
Новикова считает, что этот тип подвесок
сложился на о. Готланд к кон. X в., откуда с 1-й
пол. - сер. XI в., распространился на Русь и в
Восточную Балтику.
На
погребенной было ожерелье из 19 различных
бус, в основном стеклянных и настовых.
Помимо них ожерелье включало в себя: одну
ромбическую янтарную бусину, одну - зеленую
настовую на золотом колечке с завязанными
концами, пять зонных бусин плохой
сохранности, похожих на корродированные
металлические изделия, а также две
серебряные полые бусины, орнаментированные
геометрическим зерненым орнаментом. Среди
аналогов бусин Е.А.Яковлева называет
находки в кладе из Фелхагена с Готланда (ок.
1000 г., Наследие варягов, 1996, с. 53) и камерном
погребении 124 из Киева (Каргер, 1958, с. 210, т.
XXVIII).
Под
нижней челюстью была найдена маленькая
подковообразная спиралеконечная круглая в
сечении серебряная
фибула, предназначавшаяся по мнению автора,
для застегивания ворота нижней рубахи.
Помимо находок подобных фибул в
погребальных памятниках Швеции и России, в
Новгороде этот тип неоднократно встречен в
слоях X-XI вв. (Седова, 1981, с. 81). По данным С.А.
Авдусиной и Н.В. Ениосовой, распространение
этого типа фибул из серебра практически
ограничивается Биркой (Авдусина, Ениосова,
2001, с. 94). По наблюдениям Ю.Э. Жарнова,
подобные маленькие подкоовобразные фибулы
являются несомненной принадлежностью
женского скандинавского костюма (Жарнов,
1991, с. 208-210).
Ряд
предметов, перемещенных в результате
посмертных изменений костей, располагался
на теле в районе тазобедренного сустава,
предплечий и кистей рук. Это крестик из
листового серебра с несколько расширенными,
имеющими треугольное окончание, лопастями.
На крестике круглым пуансоном выбит
орнамент. В средокрестии - рельефный
полусферический выступ. Крест подвешивался
за такое же ушко, как и монеты. По данным Е.А.Яковлевой,
подобные кресты известны в погребениях, в
том числе камерных, на территории Северной
Европы и Древней Руси. Находки такого типа,
согласно исследованию Й. Стеккера, были
распространены в X-XI вв. (тип 1.2.1.) (Мусин, 2002, с.
138).
Также
в области таза находились две
скорлупообразные овальные позолоченные
бронзовые фибулы, относящиеся к типу Р52Е (2-я
пол. X Jansson., 1985, р. 88-89). В нижнюю часть ранта
обеих вдеты серебряные кольца с
завязанными концами, вокруг правого - 5
маленьких колечек из более тонкой
проволоки для привешивания мелких
предметов. Рядом с левой фибулой была
найдена длинная, узкая серебряная обоймица,
вероятно, охватывавшая край небольшого
деревянного сосуда. Обе стороны предмета
орнаментированы по краю комбинированным
мелким орнаментом «волчий зуб» и линией
квадратиков.
Между
парными фибулами находилась серебряная
круглая фибула (3,8 см в диаметре)
декорированная рубленой проволокой.
Композиция этого украшения состоит из
четырех симметричных радиальных сегментов.
По предположению автора раскопок, в
сегментах расположены стилизованные
медвежьи морды (?). На обратной стороне
застежки сохранились элементы крепления и
спиралевидное 5-оборотное ушко, в которое
вставлено серебряное кольцо с завязанными
концами.
На запястьях погребенной были одеты два серебряных гладких дротовых, круглых в сечении (до 1,5 мм в диаметре), браслета. Устройство застежек браслетов аналогично устройству застежек гривны, что позволило автору раскопок отнести их к единому ювелирному ансамблю. Под правой кистью, найден односторонний составной гребень. Аналогичный предмет был найден до этого в мужском погребении на Трупеховском I раскопе в Пскове. На безымянных пальцах обеих рук погребенной были одеты серебряные перстни: один - широкосрединный с завязанными концами и другой - с бирюзовой вставкой в высоком цилиндрическом касте.
В
районе кистей рук - компактно лежали
широколезвийный нож с костяной рукоятью,
оплетенной серебряной проволокой, костяная
копоушка (дл. 9,5 см) с широкой округлой на
конце ручкой и небольшой оселок в форме
бруска, крепившийся на бронзовое кольцо с
завязанными концами. Вероятно, именно эти
предметы были подвешены к колечкам на
фибуле с левого плеча. Там же найден
фрагмент железного предмета с закрепленной
в нем проволочной петлей и продетым в нее
проволочным колечком. По мнению автора
раскопок, сохранившийся фрагмент
напоминает часть пружинных ножниц.
Экземпляры с колечком для привешивания
найдены в Новгороде, курганах Смоленщины,
на Рюриковом городище (например, Hocoв, 1990, с.
75, рис. 31).
Под
правой фибулой обнаружено 8 маленьких
серебряных обоймиц размером 7x9 мм, которые
располагались на расстоянии 3-4 мм друг от
друга, обрамляя край несохранившегося
кожаного изделия, вероятно, кошелька. Под
ступнями ног, под фалангами стопы, найдены
два шипа, представляющие собой треугольные
рамки, с длиной сторон 4-5,8 см.
По образцам органического тлена из области грудной клетки определялись ткани, из которых была сшита одежда погребенной (исследования выполнены Е.С. Зубковой и О.В. Орфинской). Удалось установить четыре типа текстиля различной расцветки и типов переплетения. В отчетной документации и аннотации к материалам выставки они обозначены как красно-коричневая шелковая ткань («самид»), плотная шерстяная ткань саржевого переплетения красного цвета, синяя ткань полотняного переплетения и нетканый текстиль растительного происхождения («ватин»). На некоторых фрагментах сохранились следы и участки швов, орнамента. Е.А.Яковлева предполагает, что на погребенной была одежда из хлопка. Как автор пишет в своем отчете «ватин», вероятно, использовался в стеганой или иной теплой одежде, так как стратиграфически находился между двумя ткаными слоями, причем, поверх «сарафана». Кроме этого, в слое были встречены отдельные волокна хлопка и неопределимые растительные волокна. Образец тлена с доски, подстилавшей кости, показал наличие остатков красной шерстяной ткани.
Вокруг
костяка, в том же северном «помещении», было
найдено еще 10 предметов.
В юго-западном
углу этой части камеры находился развал
железных деталей и оковок деревянного
сундучка, состоящий из 169 фрагментов. На
некоторых железных деталях сохранились
отпечатки тканей, лежавших в сундуке,
шляпки гвоздиков, которыми железные детали
крепились к деревянной основе. Сундучок,
имевший высоту ок. 13 см, был снабжен замком и
ручками. Реконструкция данного сундучка
была представлена на выставке. У противоположной, восточной стены,
на доске настила была найдена бронзовая, «П-
образная» в продольном сечении обоймица с
отверстием и серебряным колечком для
привешивания. Изделие украшено орнаментом
«волчий зуб».
По
периметру северной части камеры, в которой
находились останки, были найдены 6 кованых
железных гвоздей и предметы, похожие па
гвозди. Один из гвоздей достоверно
находился в доске, разделявшей камеру на
два «помещения» и был забит с северной
стороны. Рядом с одним из гвоздей лежал
узколезвийный ножичек
с длинным
черешком. На незначительном отдалении
от лезвия лежала его костяная рукоять,
плотно обмотанная серебряной проволокой.
По обеим сторонам от костей стопа найдены
предметы торгового инвентаря: компактно
сложенные бронзовые весы со складным
коромыслом и две железные цилиндрические
гирьки в медной обтяжке. По сохранившимся
фрагментам гирьки имели высоту ок. 1,5 см и 1, 2
см. Верхние круглые площадки, частично
выступающие из куска железа,
орнаментированы но периметру пуансонным
орнаментом.
В южном
«помещении», отгороженном продольной
доской от местоположения останков, найдены
пять предметов. В ЮВ углу камеры стоял
латунный таз диаметром 0,5 м и высотой 0,12 м,
заполненный органическим тленом и
фрагментами упавших сверху досок. Дно
тазика с двух сторон усилено полосками-пластинами,
приклепанными по периметру основания
тонкими штифтиками. На поверхности тлена,
заполнявшего сосуд, лежали осколок его же
донной части и прямоугольная рамка
железной пряжки размером 7 х 4,5 см.
В западной части этого «помещения»
находились железные детали (дужка, части
обода и проушин) истлевшего деревянного
ведра (№ 32). У самой западной стенки,
частично на ней, были обнаружены серебряные
детали, украшавшие несохранившийся предмет
из органического материала, вероятно,
деревянного сосуда. Это тонкая полоса
длиной 22 см и шириной 1 см и маленькая
обоймица размером 1,5 х 1,1 см,
орнаментированная по периметру точечным
пуансоном. Оковка представляла собой
увеличенную копию маленьких обоймиц на
кошельке. Она крепилась в нижних углах
серебряными штифтиками с расклепанными
концами. Способ крепления декоративной
полосы к изделию не ясен. Однако подобные
оформления верхней части деревянных
сосудов, в частности ковша, известны
например в погребении № 122 в Киеве (Каргер,
1958, табл. XXVI. 2: а-е)
Как пишет Е.А.Яковлева, богатый вещевой материал и особенности обряда погребения I Старовознесенского раскопа определяют хронологические рамки времени захоронения как «не ранее сер. X в. - нач. XI в.» Ряд вещеведческих наблюдений позволяет автору поднять нижнюю временную границу до 3-й четв. - кон. X в. Этническая принадлежность погребенной довольно полно характеризуется позой и элементами ювелирного набора как скандинавская.
Однако, как отмечает Е.А.Яковлева, «обращает на себя внимание присутствие «гибридных» ювелирных украшений и наличие ножей «нескандинавского» типа. Характер обряда, несомненно, дуалистичен. Он в равной мере совместил элементы языческого и христианского мировоззрения В пользу последнего достаточно веско свидетельствуют особенности погребального сооружения, ориентация костяка, наличие креста ( в т.ч. и на византийских монетах), а также датировка памятника. В историческом контексте он соответствует временам Ольги, Святослава и Владимира, начальному этапу христианизации (подробно -Мусин, 2002), затронувшей в первую очередь элитные слои полиэтничного общества Древней Руси, в котором значительную роль играл скандинавский элемент, уже теряющий свою обособленность в рамках формирующейся древнерусской народности».
Второе
погребение (т.н. «камера 2») было
обнаружено на Старовознесенском I раскопе
2003-2004 гг. в 9 м к СЗ от камеры
Старовознесенского II раскопа. Авторами
раскопок было высказано обоснованное
предположение о существовании единого
могильника.
Согласно описанию, которое дает автор раскопок А.В. Михайлов, могильная яма «камеры 2» была серьезно нарушена, северо-восточный угол был скрыт под железобетонной фундаментной подушкой возводящегося здания, все это позволило изучить погребение лишь частично. Предполагаемый диаметр кургана составлял около 8 м. Деревянные конструкции камеры имели очень плохую сохранность и представляли пятна органического тлена (стенки камеры, отдельные участки пола). Вместе тем сохранились фрагменты отдельных досок, которые позволили более или менее определенно говорить о конструктивных особенностях погребального сооружения.
Зафиксированные
в ходе раскопок размеры камеры - 2,45 x 1,5-16 м.
Стенки камеры были сложены из досок или
нетолстых плах шириной около 3-4 см. Ям от
угловых столбов, следов выпусков бревен или
плах, а также железных гвоздей в
конструкции камеры не встречено -
конструктивные особенности крепления
стенок камеры между собой достоверно не
устанавливаются. Погребальная камера, по
мнению автора раскопок, имела дощатый пол.
Остатки
погребения обнаружены в восточной части
камеры. Сохранились только кости обеих ног,
включая мелкие кости стопы и фаланги
пальцев. Сохранность костей крайне плохая.
Ориентировка погребения – СВ. Как пишет А.В.
Михайлов «по мнению специалистов, можно с
большой долей вероятности говорить о
женском поле погребенного индивида.
Биологический возраст определяется в
широких пределах зрелого возраста 35-55 лет),
с предпочтением интервала 35-45 лет (определения
Д.В. Пежемского)».
В
западной части камеры было обнаружено
железное навершие. Навершие имеет железную
скобку в верхней части, внутри сохранились
остатки дерева, снаружи на небольшом
участке сохранился отпечаток ткани.
У
правого бедра погребенного найдены огниво
с бронзовой рукоятью (№2 на рис.), железный ключик,
небольшой ножик с костяной рукоятью,
обмотанной у основания серебряной
проволокой (2 фрагмента), а также
неатрибутируемый железный предмет, у
которого отчетливо читается черешок. Все
предметы очень плохой сохранности, за
исключением огнива с бронзовой рукоятью.
Рукоять огнива имеет форму двух
стилизованных звериных голов, повернутых
друг к другу таким образом, что раскрытые
пасти зверей образуют прорезь в форме ромба.
Огниво относится к группе II, типу 5, варианту
2 по Л.А. Голубевой (Голубева, Варенов, 1993, с.100-101)
и датируется 2 пол. X - нач. XI вв. Подобные
огнива производились в Прикамье, Среднем
Поволжье, Среднем Зауралье, возможно, в
Западной Финляндии, и имели широкий ареал
распространения. В частности, по одному
такому огниву обнаружено в Тимерево и
Старой Ладоге, два огнива происходят из
Новгорода, 5 - с территории Финляндии и
Аландских островов (Голубева, Варенов, 1993, с.100).
Кроме того, огниво этого типа встречено и в
камерном погребении 644 в Бирке (Hardh, 1984, s.
158-159).
Справа
от костяка, в ЮВ углу камеры найдены
фрагменты крышки деревянного ларца с
железными оковками. Реконструируемый
диаметр сосуда - около 30 см. По периметру
крышки проходила полоса, прибитая гвоздями.
На поверхности крышки маленькими
гвоздиками были укреплены четыре
треугольных железных пластины,
орнаментированные по краям двойной полосой
насечек.
На
оборотной стороне одной из железных
накладок находится внутренний замок,
посредством которого закреплялась крышка.
В настоящее время ларец и замок скрупулезно
реконструированы А.В.Михайловым и С.А.Салминым.
Доклад по итогам данной работы сделан на
конференции памяти Г.Ф.Корзухиной "Ювелирное
дело и материальная культура" в Санкт-Петербурге,
результаты
опубликованы на сайте Псковского
археологического центра. В центре крышки
ларца было закреплено железное кольцо, поверхность
крышки была украшена топкими бронзовыми
пластинками орнаментированными в стиле
Еллинг (сохранился фрагмент одной из них).
Бронзовые пластины занимали место между
железными накладками. Как показали
результаты рентгенографии, бронзовые
пластины первоначально также были
треугольными.
Как
отмечает А.В. Михайлов, аналогии подобным
сосудам с крышками, имеющими треугольные
железные накладки, известны в Дании и
Швеции. Так, в могильнике Тюмби-Бинебек (Южная
Ютландия) в камерных погребениях 51 и 54а,
которые датируются 1 пол. - сер. X в. встречены
аналогичные сосуды, внутри которых
хранились деревянные чаши, украшенные
серебряными гвоздиками. Сосуд из
погребения 51 имел две треугольные накладки,
а ларец из камеры 54а - четыре накладки,
орнаментированные но периметру двумя
рядами насечек (Müller-Wille, 1987, s.66-68, taf.85, 93;
Eisenschmidt., 1994, s.105). Находки треугольных
железных накладок известны и в Бирке в
камерных погребениях 585 и 965. Вместе с
накладками в погребениях встречены и
орнаментированные в стиле Еллинг бронзовые
пластинки (Muller-Wille, 1987, s. 68). Для всех
описанных выше камер характерно
присутствие среди погребального инвентаря
железных ключиков, аналогичных найденному .
По
данным А.В.Михайлова, сосуды с крышками,
украшенными треугольными пластинами, из
Бирки и могильника Тюмби-Бинибек встречены
только в женских погребениях. Так как
прочие вещи, входящие в инвентарь
погребения, встречаются как в мужских, так и
в женских захоронениях, с определенной
долей условности автор раскопок
предполагает, что в камере
Старовознесенского 2 раскопа была
похоронена женщина. Предлагаемая датировка
данного погребения - 2 пол.- кон. X в.
По мнению автора, особенности погребальных конструкций и отдельные находки, в частности, ларец с железными и бронзовыми накладками, позволяют предположить достаточно высокий социальный статус погребенной здесь женщины, а также ее принадлежность к скандинавской культурной традиции.
Третье
погребение было открыто на том же участке,
около палат Подзноевых, летом
2006 года. Раскопками изучена прямоугольная
камерная конструкция, которую венчал
настил из довольно тонких бревен (предположительно,
дубовых) отличной сохранности. Камера
сделана из дерева, ранее использовавшегося
в составе жилого сруба. Погребение было
ограблено в древности. По мнению автора
раскопа, Е.А.Яковлевой, это произошло в
период с XIII по XV век. В погребении найдено
около 8 больших восковых свечей различной
формы (конических и цилиндрических).
По
словам автора раскопок, в камере
сохранились детали деревянной мебели,
сверток шелковой ткани. В ткань были
завернуты скорлупообразные фибулы.
Несколько мелких металлических предметов
оказались раздавленными и забытыми на полу
камеры. Среди них фрагменты чеканной оковки,
раздавленная бусина из серебряной
проволоки, круглая серебряная подвеска,
орнаментированная треугольником из зерни,
кольцевидная фибула с иглой и обрывком
цепочки. В процессе реставрации ткани
обнаружилось, что она состояла из шелковых
полос, на которых изображены медальоны с
фантастическими животными и цветами.
Как и могильник в древней части Среднего города, погребения, открытые в 2004-06 гг., устроены на возвышенности в пределах прямой видимости от реки. Как считает Е.А. Яковлева, открытый некрополь, из состава которого пока изучены лишь некоторые захоронения, предполагает наличие в его округе синхронного поселения. Топографически ареал поиска определяется близостью к важнейшим транспортным артериям древнего Пскова - дороге южного направления, ставшей затем улицей Великой, и реке Великой.
Литература
Hardh
B., I984. Feuerstahle
// Birka II:1. Systematische
Analysen der Graberfunde. Stockholm.
Jansson,
I, 1985. Ovala
spannbucklor //Archaeological Studies Uppsala Univcrsitaat. Institute
of North European Archaeology.
Müller-Wille
M., 1987. Das wikingerzcitliche
Graberfeld von Thumby-Bienebeck. /Kr.Rendsburg-Eckenforde
/ Teil II. Neumünster.
Авдусин
Д.Л., Пушкина Т.Л., 1989. Три погребальные
камеры из Гнездова // История и культура
древнерусского города. М. Изд. МГУ.
Авдусина
С.Л., Ениосова Н.В., 2001. Подковообразные
фибулы Гнездова// Труды Государственного
Исторического музея. Археологический
сборник: Гнёздово. 125 лет исследований
памятника. М.
Голубева
Л Л., Варенов Л. Б., 1993. Новое об огнивах с
бронзовыми рукоятями // РА № 4.
Жарнов
Ю.Э., 1991. Женские скандинавские погребения в
Гнездова // Смоленск и Гнёздово. М.
Каргер
М. К., 1958. Древний Киев. М.; Л. Т. 1.
Лабутина
И.К., 1985. Историческая топография Пскова в XIV—XV
вв. М.
Литаврин
Г.Г., 1981. Путешествие русской княгини Ольги в
Константинополь. Проблема источников //
Византийский временник. Т. 42. СПб.
Михайлов
А.В., 2006. Камерное
погребение Старовознесенского
II раскопа//Археология и история Пскова и
Псковской земли, материалы семинара 2005 г.
Мусин
А.Е., 2002. Христианизация Новгородской земли
в IX-XIV веках. СПб.
Наследие
варягов. Диалог культур, 1996.
Государственный музей-заповедник «Московский
Кремль». Государственный исторический
музей. Стокгольм.
Новикова
Е.Ю., 1999. Подвески-маски из кладов Швеции,
восточной Прибалтики и Древней Руси //
Археологический сборник. Памяти М.В. Фехнер.
Труды ГИМ. Вып. 111. М.
Носов
Е.Н., 1991. Новгородское (Рюриково) городище. Л.
Седова
М.В., 1981. Ювелирные изделия древнего
Новгорода. М.
Яковлева
Е.Л., 2006. Камерное погребение Х
в. из Старовознесенского
раскопа//Археология и история Пскова и
Псковской земли, материалы семинара 2005 г.
Яковлева Е.Л., 2004. Отчет об охранных археологических раскопках в южной части Окольного города Пскова на Старовознесенском раскопе в 2003-2004 гг. Камерное погребение X в. Т.1-2. Псков. (Архив АО ПГОИАХМЗ. Оп.1, д. 154).
Наполнение сайта и дизайн - Kolpakova Yulia (c) 2007